Собрание пьес. Книга 2 - Страница 102

102

Подходят к Ворожбинину.

Лиза (отцу). Скажите, папенька, неужели я виновата в том, что Лушка мне снится и что ее за это дважды наказывали?

Львицын. Из рук матери-природы все люди вышли равными, и крепостные наши братья, такие же люди, как мы. За то, что приснилось госпоже, возможно ли наказать рабыню?

Ворожбинин (внимательно выслушав обоих). Точно, природа создала людей равными, и все мы, господа и рабы, от одного и того же древнего Адама происходим. Но различие способностей и занятий повело к учреждению разных состояний. Всяк, в своей семье и в обществе себе равных имея обращение, приемлет нравы и понятия, его состоянию свойственные, и все люди от родителей своих с молоком матери всасывают свойства их. От самых младых ногтей каждый к своему состоянию приобыкает. Как яблоки родятся на яблоне, а не на рябине и не на осине, так и в людях повелось, что от дворян родятся благородные, а от хамов подлые. (Понюхав табаку и с видом наставительным обращаясь к Львицыну.) Что же касается книг Вольтеровых, почитателем коего быть не стыжуся, то сказать вам могу, любезнейший будущий зятек мой, что хотя в них много содержится преострого и поистине курьезного, но все ж таки всего без рассуждения принять отнюдь не можно. И Вольтеров острый разум затмевался иногда тучами ложных и суетных предрассуждений. Поживите с мое, государь мой, тогда сами увидите, что с этим народом без грозы обойтись никак нельзя, для их же пользы, которой сами они не понимают. Сама государыня-матушка, покойная императрица, премудрая Екатерина Великая, сия северная Семирамида, хотя и быть изволила в переписке с сим преславным отшельником Фернейским, однако, когда супруга ее бывшего фаворита вздумала похваляться с дерзостью, что я, дескать, от самой государыни муженька отбила, то повелела, сказывают, с этой особой поступить так же, как вчера поступлено было с Лушкой, и повеленное, сказывают, исполнено было неленостно.

Львицын (покраснев от негодования, пылко). Сей способ наказания унижает человека весьма и употребляем над людьми быть не должен.

Ворожбинин (с благосклонной улыбкой). А пусть человек не превозносится. Пылкость вашу я считаю следствием незнания людей и обстоятельств.

Песня девок, собирающих ягоды, приближается и заглушает разговор. Львицын с огорченным лицом идет к беседке. Лиза следует за ним и тихо говорит что-то. Ворожбинин и Ворожбинина уходят в дом. По садовой дорожке идет Марфушка странно колеблющимся шагом, придерживаясь за кусты.

Лиза. Что, Марфушка, зачем ты здесь?

Марфушка. Пришла, барышня, с подружками побыть.

Лиза. Ты им мешаешь работать своими разговорами. Иди себе домой.

Марфушка идет обратно.

Лиза (Львицыну). Такая досада — Марфушка ослепла. В глаза ей сор попал, и она теперь едва видит, как сквозь тонкое ситечко. Ходит, на людей натыкается и вышивать не может. А самая искусная у нас была вышивальщица. И такая усердная — ночей недосыпала. Другие девки давно уж носом клюют, а она знай себе шьет.

Львицын. Позвольте, Лиза, посмотреть на ваших вышивальщиц.

Лиза. Я покажу их вам охотно. Пойдемте, Алексис, в девичью.

Лиза и Львицын идут в девичью.

Песня вышивальщиц.

Львицын и Лиза возвращаются в сад.

Львицын. Мне показалось, Лиза, что у всех здешних вышивальщиц и кружевниц глаза покраснели и слезятся. Я прошел между их станками, — работа мелкая и трудная, иные сидят далеко от окон, и свету падает немного. Рисунок исполнен так точно и так тона подобраны, что видно, сидящие здесь девушки недаром едят хлеб свой. Я вижу, что эти девушки работают всякий день слишком долго, что вредит их зрению. Можно бы и не так торопить с этой работой. Разве необходимо, чтобы непременно все было готово ко дню нашей свадьбы?

Лиза (с неудовольствием). Я не хочу войти в твой дом как какая-нибудь бесприданница.

Львицын. Из-за пустого тщеславия, Лиза, ты допускаешь, что служанки твои слепнут над чрезмерной работой. Ты не хочешь быть для них госпожой милостивой.

Лиза (с живостью). Марфушка не от работы ослепла, а от ветру, который нанес ей сору в глаза. У нас на селе есть девка слепая, Аннушка, дочь Мирона кузнеца, — что ж, ведь она и не вышивала, да ослепла.

Львицын. Посмотри на твоих кружевниц, Лиза, — у них у всех глаза красные.

Лиза. Вот кончат мое приданое, тогда не будет спешной работы, а теперь пусть немного потрудятся для меня. Разве я уж не стою того, чтобы для меня поработали? Зато у меня будут вещи, которым всякая хозяйка позавидует. Лучше наших вышивальщиц и кружевниц во всей губернии не найти.

Львицын. Нет, Лиза, я не хочу, чтобы в мой дом вошли вещи, над которыми теряли зрение эти несчастные. Человеколюбие запрещает мне участвовать в этом.

Лиза (с упрямством). Она не оттого ослепла, что много работала, а оттого, что ей сор в глаза попал. Она это сама говорит. Притом же ведь наши хамы для нас и созданы. Ведь ее будут кормить всю жизнь, хоть бы она ничего не работала. Какой нам прибыток от слепой?

Львицын. Человек создан Богом для иных, возвышенных целей, а не для наших пустых удовольствий.

Лиза (с огорчением). По-вашему — я пустая и жестокая. Для вас Марфушка дороже меня.

Идет к дому. Любопытные девки уж тут как тут, подслушивают, тихо переговариваются.

Лушка. Барышня на жениха сердится.

Степанида. Бровки-то как нахмурила, всю родню свела наша барышня.

Лушка. С чего началось? Приданое, что ли, ему не показалось?

102