Анна Павловна (вздыхая). Верно ты все говоришь, Гаврюша…
Левченко. Ненавистное вам мещанство — тоже ведь палка о двух концах… Все это, пожалуй, гораздо сложнее и запутаннее, чем нам кажется. Ведь это бюргерство покрыло Западную Европу сетью железных дорог, ввело всеобщую грамотность, рациональное сельское хозяйство, поняв, что элементарная культурность и благосостояние государства — синонимы… Посмотрите, — если вспыхнет война, как Отчаянно ринутся все эти бюргеры защищать свои Очаги, именно в силу этого обожания своего мещанского уюта. А у нас, где же этот технический прогресс? Все, что вы сказали, если и справедливо, то только в отношении Европы. У нас же чудовищная Техническая отсталость, разрешающая нам только униженно тащиться в хвосте Европы. Все наши неимоверные природные богатства лежат до сих пор под спудом… Я, как инженер, знаю, каких трудов стоило раскачать нашу горнопромышленность на Урале… Победить нашу органическую инертность…
Кирилл. Совсем не так безнадежно. Дайте мужику, во-первых, всеобщее образование, во-вторых, мелкий кредит и кооперативы, в-третьих, народные дома и читальни, — и вы через десять лет не узнаете наших лапотников…
Римма (Кириллу). О, да вы только кажетесь Громовержцем… А на деле — пай-мальчик… (Категорически.) Нет, впрочем, вы — Бова-Королевич…
Анна Павловна (с гордостью). Кирюша-то наш в земстве за грамотность — изо всех первый. (Тихо Римме.) А у вас деток своих нет?
Римма (небрежно). Был один мальчишка, да дрянь, отдала его в морской корпус.
Гавриил. У нашего несчастного народа все есть: и способности, и смекалка, и охота, надо только дать, — понимаете, дать ему возможность получить познания, дисциплинировать ум…
Левченко. В этом я с вами глубоко согласен. В моих поездках в глубь России, постоянно наталкиваясь на всевозможные экономические дефекты, я только одному поражаюсь…
Римма. Господа, помилосердствуйте… Вы здесь прямо заседание «Вольной экономии» устроили. (Подходит к окну.) Ура… Дождь кончился… Сейчас солнышко выглянет… Едем на лодке на тот берег — в сосновый бор…
Мэри (Левченко). Едем? Вы обещали грести…
Левченко (весело). «Всегда готов»…
Кирилл. Молодчина… (Римме.) Я вам завидую…
Римма. Это его девиз… Господа, я вам выдам секрет. (Подбегая к Левченко и взъерошивая ему волосы, смеясь.) У инженера Левченко, как у Самсона, вся сила в его шевелюре… Стоит только ему во сне ее обрезать, — и пропал мальчик…
Все смеются. Левченко смущенно отстраняет Римму.
Римма. Идем… (Запевает.) «Allons, enfants de la Patrie».
Кирилл (Римме, поднимая оброненный ею платок). Какие это у вас духи?
Римма. «White Rose»… (Лукаво взглядывает на Мэри.) Я с некоторых пор признаю только английские…
Мэри. А ты, Гавриил? Останешься?
Гавриил. Да, мне что-то нехорошо…
Мэри подходит к нему, целует его в голову.
Шумно уходят все — Кирилл, насвистывая «Из-за острова на стрежень», — кроме Гавриила и Анны Павловны.
Гавриил, Анна Павловна, Аглая Семеновна.
Аглая Семеновна (просовывая в дверь голову). Гавриил Алексеевич, вы диктовать еще будете?
Гавриил. Ах, простите, Аглая Семеновна, сейчас приготовлю следующую главу. Попрошу вас минут через десять… Мама, дай мне порошок от головы…
Анна Павловна. Сейчас, сейчас, батюшка, тебе в кабинет принесу. Да ты уж второй день невесел…
Гавриил. Голова у меня болит невыносимо… (Уходит.)
Анна Павловна, Глаша.
Анна Павловна. Не нравится мне эта шмыгала… Чуть что — нос в дверь, нюхает… Пойти Гаврюше порошки поискать… (Уходит.)
Глаша убирает со стола. Аглая Семеновна, оглядываясь и видя, что никого нет, быстро идет к столу, мажет на хлеб варенье и торопливо ест.
Аглая Семеновна. Глаша, вы мою записочку Кириллу Алексеевичу на стол положили?
Глаша (небрежно). Положила.
Аглая Семеновна. На машинке написано, — он не догадается, от кого… Ну, я ему хорошо там эту ломаку расписала… Вы, Глаша, не говорите, от кого…
Глаша. Что ж это вас, барышня, с собой гулять не взяли?
Аглая Семеновна (скрывая обиду). Мне надо с Гавриилом Алексеевичем заниматься. Да я вовсе и не желаю… Мне совсем не интересно… Смотреть, как эта крашеная Кириллу Алексеевичу глаза строит, а ее-то муженек около Марии Александровны тает… Я — девушка серьезная, я всего этого…
Глаша. А зачем барину молодому записки пишете? Поди, через день по письму…
Аглая Семеновна (вспыхнув). Это не ваше дело, Глаша. Я ему пишу не какие-нибудь глупости…
Глаша (дразня ее). Вот-то вы и курсы покончили, И по-всякому пишете, а не возьмет вас никто замуж…
Аглая Семеновна. Дура. Может быть, я и сама не хочу…
Глаша. То-то не хотите… А вот нашей барыне, хочешь — не хочешь, чего, чего зимой ни присылают и знакомые, и незнакомые… И писем, и цветов…
Аглая Семеновна (жадно). Ну, и что ж, — она принимает?
Глаша (степенно). Как от кого, с разбором… А больше — письма посыльному обратно, а цветы — в магазин…
Аглая Семеновна. Мужчины — дураки. Им бы только рожицу смазливенькую да ха-ха, хи-хи… А серьезную девушку… и не замечают… (Рассматривает себя в зеркало.) Чем я хуже этих красавиц?
Аглая Семеновна уходит.
Глаша. То-то, больно им твоя серьезность нужна. А сама к зеркалу так и липнет. Коки завивает. Туда же, — дурында… Куда ей с нашими сравниться. (Уходит с подносом.)