Катя убегает, смеясь.
Чернецова. А ты, Михаил, все с Катею?
Михаил. Я ее люблю.
Чернецов. Напрасно. Ты — мальчик умный, а она — девочка пустенькая, малоразвитая и буржуазная.
Михаил. Она — прелесть и один восторг! И какая же она буржуазка! Она не похожа на кисейную барышню, и из нее выйдет хорошая пролетарка.
Чернецов. Из чего ты это заключаешь?
Михаил. Да вот, например, она босая все лето ходит.
Чернецов. Ты, Михаил, очень наивен.
Но бойся, путник смелый,
В ее попасться сеть
Иль кончик ножки белой
Нечаянно узреть.
Михаил. Она посмотрит, — и все словно радуется. Да нет, вы не можете этого понять.
Чернецов. Где уж нам!
О мечтатель! Наслаждайся
Блеском красоты,
Но остерегайся
Углекислоты.
Михаил. Почему же углекислота?
Чернецов. Да уж так написано. Из песни слова не выкинешь.
Михаил. Я ее люблю.
Чернецов. Углекислоту? Напрасно.
Михаил. Я люблю Катю.
Катя возвращается и несет цветы в двух зеленых вазах из обожженной глины.
Чернецова. Откуда у вас эти цветы? У вас таких, кажется, не было.
Катя. Я стащила у Луногорских.
Чернецова. Стащили! Разве это можно?
Катя. Ну, они не рассердятся.
Чернецова. А вы признаете частную собственность на продукты труда?
Катя. Да ведь и вы, Мария Петровна, против частной собственности. Ведь вы — марксистка.
Чернецова. Я отрицаю частную собственность только на орудия производства, а не на продукты труда.
Катя. Все равно.
Чернецова. Далеко не все равно.
Чернецов.
Ходит птичка весело
По тропинке бедствий,
Не предвидя от сего
Никаких последствий.
Чернецова. Меня возмущает эта беспринципность.
Катя. Луногорские очень богаты. Что им сколько-нибудь цветочков!
Чернецова. Легкомыслие и полнейшая беспринципность. И зачем вы всегда заставляете Михаила быть с вами?
Катя. Он сам.
Михаил. Я сам.
Чернецова. Видите, как он повторяет ваши слова.
Катя. У него и своих слов много.
Чернецова. Он еще совсем мальчик, и вы напрасно кокетничаете с ним.
Катя (с реверансом). Я еще тоже девочка. Мне где же еще кокетничать! Я едва умею лепетать.
Чернецова. Вы, Катя, ужасно легкомысленны, и в вашем возрасте это даже странно. Можно не удивляться вашей беспринципности — это не от вас зависит, — но такое легкомыслие!
Катя (делает реверанс и уходит через сад. Проходя за куртинами, говорит, как цыплят скликая). Принцип, цып, цып, цып!
Михаил. Катя, что ты делаешь?
Катя. Мои принципы зову, — может быть, они найдутся. Цып, цып, цып, принцип! Цып, цып, цып! (Приплясывая и напевая эти слова, убегает в глубину сада.)
Чернецова. Она плохо воспитана.
Михаил. Мама, я с тобою не согласен. Воспитана-то она неплохо, только совсем не по-нашему.
Из дому выходят Рогачевы. Здороваются с Чернецовыми. Слышны обычные фразы приветствий:
— Здравствуйте, Мария Петровна. — …Клавдия Григорьевна. — …Алексей Иваныч. — …Константин Федорович. — Как поживаете? — Как ваше здоровье? — Благодарю вас, ничего. — Отлично, благодарю вас. — Что новенького? — Ну, что у нас может случится нового?
Возвращается и Катя. Улучив минуту, когда старшие, занятые обрядом приветствий, на них не смотрят, Михаил и Катя торопливо целуются. Эти беглые поцелуи особенно заманчивы для них, потому что в них есть элемент опасности. Теперь, когда родители Михаила и Кати сошлись вместе, ясно выступает разница между этими двумя по-разному интеллигентными семьями — семьею помещиков и семьею интеллигентных пролетариев. Все легко и даже легкомысленно у Рогачевых, все тяжеловесно, даже веселость, у Чернецовых.
Рогачева (язвительно). Покорно вас благодарю, Мария Петровна.
Чернецова. За что же это?
Рогачева. За сынка.
Рогачев. Ваш сынок обнаруживает легкомысленные поступки.
Чернецов. Это прискорбно. А в чем дело?
Рогачев. Да вот, молодой человек просит руки нашей Кати.
Чернецовы и Рогачевы смеются и укоризненно смотрят на Михаила и Катю. Говорят все вместе.
Чернецов. Принципиально я против ранних браков.
Чернецова. Вы меня простите, Клавдия Григорьевна, я вас уважаю, но я думаю, что моему сыну надо искать невесту из пролетарской семьи.
Рогачева. Семья тут ни при чем, Мария Петровна.
Чернецов. Рано, рано, Михаил.
Рогачев. У него ни кола ни двора, — вы меня извините, Алексей Иванович, — а за нею что? Земля заложена и перезаложена.
Рогачева. Нынче уж нет детей. Такой мальчик — и вдруг! Извольте радоваться!
Чернецова. Совсем еще девочка — и вдруг!
Рогачев (примирительно). Это — детское. Не стоит об этом спорить. Сыграемте лучше в шахматы, Алексей Иванович.
Смеясь и разговаривая все вместе, Рогачевы и Чернецовы уходят в дом. Катя плачет. Михаил что-то шепчет ей.
По дорожкам сада медленно проходит Лилит, девочка лет пятнадцати, высокая и тонкая. Лицо у нее смуглое, худое, некрасивое. Глаза очень большие, черные, с длинными ресницами; брови черные, лежат красивыми дугами. На голове цветы, белые и желтые, полукругом положенные спереди. Пестрая и странная, но очень красивая одежда, короткая, до колен открывающая стройные, босые, загорелые ноги. Движения у Лилит медленные и странные. Она почти никогда не смеется.